– Вы с парнем к чему-нибудь прикасались?

– Я знаю правила. – Рорк нахмурился. – Теперь уже не хуже, чем ты.

Ева что-то невнятно пробурчала и полезла вверх по принесенной лестнице.

Смерть через повешение всегда ужасна; достаточ­но взглянуть на это фиолетовое лицо, выкатившиеся глаза… «Покойный весил не больше шестидесяти кило­грамм», – прикинула Ева. Это мало, слишком мало, чтобы, упав вниз, тело собственным весом переломило шейные позвонки и подарило несчастному быструю и безболезненную смерть. Этот человек умирал долго и мучительно, сопротивляясь смерти и зная, что ему не суждено победить.

Рукой, покрытой специальным составом, Ева выта­щила из-за пояса повешенного вырванный из блокнота листок. Прочитав написанное, она бросила листок вниз.

– Упакуй его, Пибоди.

– Есть, босс. Самоубийство?

– Полицейские, которые торопятся с выводами, ча­ще всего оказываются в луже. Вызови бригаду экспер­тов и поторопи медиков. У нас – смерть по неустановленной причине.

Пристыженная Пибоди взялась за рацию, а Ева осмотрела узел на веревке.

– Почему, собственно, ты решила, что это само­убийство, Пибоди?

– Ну-у… Человек найден на своем рабочем месте повешенным, а это – традиционный способ самоубий­ства. Есть предсмертная записка, разбитая бутылка домашнего пива и один стакан. Кроме того, отсутствуют явные следы борьбы и насилия.

– Во-первых, повешение веками использовалось в качестве одного из видов казни. Во-вторых, пока у нас нет свидетельств того, что записка написана самим повешенным. В-третьих, до тех пор, пока тело не будет обследовано экспертами, мы не можем утверждать, что на нем отсутствуют следы насилия. А если даже они не обнаружатся, – Ева уже спускалась вниз, – это еще ни­чего не доказывает. Жертву, возможно, всунули в петлю в бессознательном состоянии.

– Понятно, босс.

– На первый взгляд это действительно похоже на самоубийство. Но мы не имеем права плавать на по­верхности. Мы обязаны нырять вглубь: наблюдать, со­бирать улики, анализировать и только потом делать вы­воды.

Ева отошла на несколько шагов назад и окинула взглядом картину происшествия.

– Человек приходит в пустой театр, садится, выпи­вает стакан пива, пишет короткую записку, делает акку­ратную петлю, залезает на лестницу, привязывает веревку к балке и прыгает вниз. Почему?

Посчитав, что вопрос адресован ей, Пибоди предло­жила наилучшее объяснение, которое пришло ей в го­лову:

– Он здесь работал, а самоубийцы обычно сводят счеты с жизнью именно на своем рабочем месте.

– Я говорю не о самоубийцах вообще, Пибоди, а о Квиме. О Лайнусе Квиме.

– Да, босс. Если он повинен в смерти Драко, что можно предположить, исходя из содержания записки, возможно, его замучили угрызения совести. Он вернул­ся сюда и восстановил баланс справедливости – покон­чил с собой под сценой, на которой был убит Драко.

– Думай, что говоришь, Пибоди! Вспомни убийство и то, как оно было осуществлено. Холодный расчет, дерзость, безжалостность. Где ты видишь место для «угрызений совести»?

Сказав это, Ева развернулась и пошла в дальний угол помещения, где на корточках сидел Ральф.

– Подумаешь, большое дело! – пробормотала Пибоди. Девушку мучил стыд из-за того, что ее отчихвостили в присутствии Рорка. – Она сейчас просто злится.

– Да, – подал голос Рорк, – она злится. Но не на тебя и не на меня. – Он смотрел на тело, которое пока­чивалось под потолком, и прекрасно понимал свою же­ну. – Ее оскорбляет смерть. И так бывает каждый раз, когда Ева с ней сталкивается.

– А сама говорит: «Не принимай это слишком близко к сердцу».

Рорк посмотрел на Еву, которая разговаривала с Ральфом, бессознательно загораживая от него своим те­лом подвешенный к балке труп.

– Да. Она так говорит.Рорк был терпелив. Он умел ждать и знал, что Ева его обязательно найдет – хотя бы для того, чтобы убе­диться, что он не сует нос в ее служебные дела.

Он поднялся на сцену, на которой все еще находи­лись декорации, изображающие зал суда, включил свет и сел на «скамью подсудимых». Это было забавно: мультимиллиардер – в бутафорском суде. Вынув кар­манный компьютер, Рорк стал просматривать послед­ние биржевые сводки. Так его и застала Ева – за картонной решеткой, в круге голубоватого света, с компь­ютером в руках.

– Тебя уже посадили? – шутливо поинтересовалась она.

– М-м-м? – Он поднял на нее глаза. – Отпустят, никуда не денутся. Ты же видела мое досье: ни одного правонарушения.

– Я видела твое досье уже после того, как ты влез в закрытые файлы и как следует все почистил.

– Это серьезное обвинение, лейтенант. У вас есть доказательства? – На его губах играла улыбка. – Впро­чем, я действительно никогда не имел удовольствия защищаться в суде по уголовным обвинениям. Как маль­чик?

– Кто? Ах, Ральф… Все еще трясется. – Она вылез­ла из люка на сцену. – Я велела ребятам отвезти его до­мой. Он нам пока не нужен. А когда оклемается, будет рассказывать дружкам о своем приключении, а они за это будут ставить ему пиво.

– Ты, как всегда, лестно отзываешься о человече­ской природе. А как Пибоди?

– Что ты имеешь в виду?

– Вы хороший учитель, лейтенант, но довольно жестокий. Она уже оклемалась после взбучки, которую ты ей задала?

– Она хочет стать детективом и расследовать убий­ства, а тут первое правило такое: отправляясь на место преступления, ты не должен брать с собой ничего – ни предубеждений, ни готовых выводов. И еще: не верь глазам своим. Нельзя воспринимать все так, как оно выглядит на первый взгляд. Ты думаешь, Фини не бил меня по башке, когда был моим наставником?

– И наверняка разбил себе все кулаки.

– Если ты намекаешь, что у меня твердокаменная го­лова, я на тебя не обижаюсь. А что касается Пибоди, то она в следующий раз будет лучше думать. И вообще, она слишком обидчивая. Ненавидит, когда ее критикуют.

Рорк протянул руку и тыльной стороной ладони по­гладил жену по щеке.

– Я с тобой согласен. А почему ты думаешь, что это не самоубийство?

– Я этого не говорила. Сначала нужно провести ряд исследований. Посмотрим, что скажут судмедэксперты.

– Меня интересует мнение не медиков, а твое.

Ева стиснула зубы и сунула руки в карманы, а потом заговорила – зло и напористо:

– Ты хочешь знать, что я думаю? Так вот, я думаю, что там, под сценой, поставили еще один спектакль, предназначенный только для одного зрителя – для меня. Кто-то всерьез считает меня дурочкой!

Рорк улыбнулся:

– Нет, этот «кто-то» считает тебя умной. Очень ум­ной, поэтому предусмотрел каждую мелочь, вплоть до домашнего пива, собственноручно приготовленного Квимом.